Планирую выпустить несколько таких футболок.
Это - первая, которую я дорисовал.
Хотя можно вспомнить здесь и мой прошлый опыт в данном направлении - "Сердце Традиции".
Если вы желаете подробнее ознакомиться с историей композиции "Богиня-Мать и прибоги" -
Распространенная композиция "Богиня-Мать и прибоги" - это, хоть и дохристианская, но все же инновация (таки не без иранского влияния ?).
По степени распространения в славянском мире - наиболее архаичной формой трехчастной композиции является дерево в центре с деревьями/растениями же по бокам (Дерево/растение с птицами по бокам). "Богиня-мать" возникает позднее:
"На примере чешского и словацкого народного искусства можно видеть, как «дерево-женщина» постепенно превращается в трехчастной композиции в собственно человеческую, обычно женскую фигуру. В польском искусстве, напротив, образ обычно лишен явных человеческих черт. У южных же славян женский образ уже отмечен ясно, – правда, далеко уступает по значимости и распространенности древесному.
...
Впечатляющий образ «Богини» в северорусской (по преимуществу) вышивке, имеющий лишь отдельные параллели в искусстве других восточных славян и более чем отдаленные – у южных, оказал существенное воздействие на исследователей русского народного искусства.
Они, как правило, рассматривали именно этот образ как первичный – и, во всяком случае, сочетание растительных и антропоморфных черт как последующее его искажение (см.,например: Богуславская, 1972: 13; Рыбаков, 1994: 480-481). Г.С. Маслова справедливо отмечала архаическую семантику образа «женщины-дерева» (позднее «женщина-вазон»), однако также подчёркивала поздние элементы в соответствующих изображениях (Маслова, 1978:115).
Между тем, исследователи, не имевшие непосредственно дела с восточнославянским материалом, закономерно указывали на древность и первичность именно растительных образов (см., например: Коев, 1982: 8-11). Ср. еще работы И.М. Денисовой об образе Древа как мировой оси – и оси древнейшего «храма» – и общеславянском характере именно этой трактовки (Денисова, 1990; Денисова, 1992).
В позднейшей работе И.Я. Богуславская справедливо указывает на равноценную древность и взаимозаменяемость образов «Богини» и «Древа» (Богуславская, 2009: 80-81).
Вопрос не в принадлежности образа «Богини» языческой древности – она несомненна. Вопрос в глубине самой этой архаики, измеряемой тысячелетиями и претерпевшей существенные изменения. Образ «Богини», очевидно, сложился уже в процессе развития культур различных славянских племен, и не принадлежит праславянской эпохе.
Происхождение же композиции русских вышивок с «Богиней» в центре, начиная с работ В.А.Городцова (Городцов, 1926) и Л.А.Динцеса (История культуры, 1951: 465-491) обоснованно связывается с дакийским и скифо-сарматским миром. Ближайшими и ясными параллелями к ней являются изображения «змееногой богини» (Апи) из Северного Причерноморья и особенно дакийские изображения богини с всадниками первых веков нашей эры.
Б.А.Рыбакову удалось показать вероятность восприятия этого образа славянами Поднепровья уже к VI-VII вв. (Рыбаков, 1948). Позднее он детально проанализировал в русле своей концепции славянского язычества смысл мифологически-религиозных изображений русской вышивки (Рыбаков, 1994: 471-527). Здесь он развёрнуто оспаривал теорию заимствованного происхождения женских образов, относя их к древнейшим слоям славянского искусства.
Однако с этим трудно однозначно согласиться. Б.А.Рыбаков не привлекал к рассмотрению южно- и западнославянский материал. Между тем, при наличии параллелей в искусстве южных славян (ср.: Маслова, 1978: 196), западным образ собственно «Богини», кажется, практически неизвестен. Во всяком случае, общеславянской композицию в целом считать нельзя. Таким образом, это, самое большее, восточно-южнославянская реалия, восходящая, самое раннее, к III-V вв. н.э., периоду существования соответствующей языковой общности и тесного общения ее носителей с дакийскими и иранскими народами (в рамках или через посредство черняховской культуры).
Всё это, разумеется, нисколько не исключает ни отражения собственно славянских, в том числе намного более древних верований в многочисленных оригинальных интерпретациях образа «Богини», ни, соответственно, ценности произведённого Б.А.Рыбаковым анализа. Очевидно, что если бы изображения «Богини с прибогами» и т.п. не отвечали славянской религии и славянской мифологии, они не прижились бы столь прочно в славянском народном искусстве. Более того, есть все основания считать их переосмыслением под внешним влиянием собственно праславянской трёхчастной композиции с Мировым Древом (иногда женщиной-Древом) в центре..
Алексеев С.В. "Праславянское народное искусство: опыт реконструкции"//Научные труды Московского гуманитарного университета 3/2014
Обращайтесь - plastilinmira@gmail.com
Если вы желаете подробнее ознакомиться с историей композиции "Богиня-Мать и прибоги" -
Распространенная композиция "Богиня-Мать и прибоги" - это, хоть и дохристианская, но все же инновация (таки не без иранского влияния ?).
По степени распространения в славянском мире - наиболее архаичной формой трехчастной композиции является дерево в центре с деревьями/растениями же по бокам (Дерево/растение с птицами по бокам). "Богиня-мать" возникает позднее:
"На примере чешского и словацкого народного искусства можно видеть, как «дерево-женщина» постепенно превращается в трехчастной композиции в собственно человеческую, обычно женскую фигуру. В польском искусстве, напротив, образ обычно лишен явных человеческих черт. У южных же славян женский образ уже отмечен ясно, – правда, далеко уступает по значимости и распространенности древесному.
...
Впечатляющий образ «Богини» в северорусской (по преимуществу) вышивке, имеющий лишь отдельные параллели в искусстве других восточных славян и более чем отдаленные – у южных, оказал существенное воздействие на исследователей русского народного искусства.
Они, как правило, рассматривали именно этот образ как первичный – и, во всяком случае, сочетание растительных и антропоморфных черт как последующее его искажение (см.,например: Богуславская, 1972: 13; Рыбаков, 1994: 480-481). Г.С. Маслова справедливо отмечала архаическую семантику образа «женщины-дерева» (позднее «женщина-вазон»), однако также подчёркивала поздние элементы в соответствующих изображениях (Маслова, 1978:115).
Между тем, исследователи, не имевшие непосредственно дела с восточнославянским материалом, закономерно указывали на древность и первичность именно растительных образов (см., например: Коев, 1982: 8-11). Ср. еще работы И.М. Денисовой об образе Древа как мировой оси – и оси древнейшего «храма» – и общеславянском характере именно этой трактовки (Денисова, 1990; Денисова, 1992).
В позднейшей работе И.Я. Богуславская справедливо указывает на равноценную древность и взаимозаменяемость образов «Богини» и «Древа» (Богуславская, 2009: 80-81).
Вопрос не в принадлежности образа «Богини» языческой древности – она несомненна. Вопрос в глубине самой этой архаики, измеряемой тысячелетиями и претерпевшей существенные изменения. Образ «Богини», очевидно, сложился уже в процессе развития культур различных славянских племен, и не принадлежит праславянской эпохе.
Происхождение же композиции русских вышивок с «Богиней» в центре, начиная с работ В.А.Городцова (Городцов, 1926) и Л.А.Динцеса (История культуры, 1951: 465-491) обоснованно связывается с дакийским и скифо-сарматским миром. Ближайшими и ясными параллелями к ней являются изображения «змееногой богини» (Апи) из Северного Причерноморья и особенно дакийские изображения богини с всадниками первых веков нашей эры.
Б.А.Рыбакову удалось показать вероятность восприятия этого образа славянами Поднепровья уже к VI-VII вв. (Рыбаков, 1948). Позднее он детально проанализировал в русле своей концепции славянского язычества смысл мифологически-религиозных изображений русской вышивки (Рыбаков, 1994: 471-527). Здесь он развёрнуто оспаривал теорию заимствованного происхождения женских образов, относя их к древнейшим слоям славянского искусства.
Однако с этим трудно однозначно согласиться. Б.А.Рыбаков не привлекал к рассмотрению южно- и западнославянский материал. Между тем, при наличии параллелей в искусстве южных славян (ср.: Маслова, 1978: 196), западным образ собственно «Богини», кажется, практически неизвестен. Во всяком случае, общеславянской композицию в целом считать нельзя. Таким образом, это, самое большее, восточно-южнославянская реалия, восходящая, самое раннее, к III-V вв. н.э., периоду существования соответствующей языковой общности и тесного общения ее носителей с дакийскими и иранскими народами (в рамках или через посредство черняховской культуры).
Всё это, разумеется, нисколько не исключает ни отражения собственно славянских, в том числе намного более древних верований в многочисленных оригинальных интерпретациях образа «Богини», ни, соответственно, ценности произведённого Б.А.Рыбаковым анализа. Очевидно, что если бы изображения «Богини с прибогами» и т.п. не отвечали славянской религии и славянской мифологии, они не прижились бы столь прочно в славянском народном искусстве. Более того, есть все основания считать их переосмыслением под внешним влиянием собственно праславянской трёхчастной композиции с Мировым Древом (иногда женщиной-Древом) в центре..
Алексеев С.В. "Праславянское народное искусство: опыт реконструкции"//Научные труды Московского гуманитарного университета 3/2014
*******
Продаю цифровые принты своих готовых работ. Пишу красками копии со своих работ. Рисую нечто новое на заказ.
Пишите e-mail plastilinmira@gmail.com
Большинство моих работ, собранных в одном месте (это очень удобно),
можно посмотреть в социальных сетях:
Обращайтесь - plastilinmira@gmail.com
Здорово! Восхищение автору!
ОтветитьУдалить